Здесь должна быть я - Катерина Кюне

пальцами сквозняк, но если с поджатыми ногами завернуться в одеяло и не отрываясь смотреть на масляное пламя, чувствуешь себя в безопасности.

Я даже уроки стала делать в домике при лампе. Особенно, когда мне удалось наладить бесперебойное горячее питание. Ставила под столик портфель, скрещивала на ящике ноги и решала примеры. Домашние задания были легкие, тем более меня по приезду определили в самый отстающий класс, потому что остальные оказались переполнены. У меня на все уходило минут двадцать. Потом я убирала тетради и учебники в портфель и приступала к ужину.

От стряпни бабушкиного производства я быстро отказалась. И не потому что, подобно дедушке, уличила бабушку в несоблюдении санитарных норм. Просто готовила бабушка невкусно. К тому же, если я ела её ужин, который на самом деле был обед, я чувствовала себя обязанной с ней общаться и начинала от нее зависеть. А этого мне совсем не хотелось. Поэтому первое время я совершала набеги на холодильник и утаскивала в свое логово какую-нибудь сухомятку: колбасу с хлебом или хлеб с маслом. Кроме того, я практиковала собирательство. У нас во дворе росла старая груша. Я залезала на крышу летней кухни и могла ужинать лежа и без применения рук. Был еще кислый виноград, яблоки, ворованные с соседской яблони с помощью специально заготовленных мною проволочных крючков для подтягивания веток, и сливы, которых можно было нарвать по дороге из школы сколько хочешь.

А потом внезапно мне стала поставлять еду наша соседка. Та самая, которая любила трезвонить в калитку и голосить на весь район, как ограбленная. Васильевна. Впервые она сделала это, подкараулив меня из засады. Я шла из школы и когда проходила мимо ее дома, она внезапно высунулась из калитки. Она вообще любила наблюдать за всеми из засады, незаметно. Например, она исподтишка подглядывала за нашим двором и огородом из своего окна спрятавшись за белой кружевной занавеской. А потом докладывала папе, что я де опять ела зеленую смородину. В конце концов я очень разозлилась, что не могу спокойно поесть зеленой смородины в собственном огороде. И решила победить соседку её же методами. Я знала, что Васильевна почти каждый день ходит на рынок. Рано утром я устроила засаду в «слепой» зоне, в углу нашего участка, который из соседского окна не просматривался. Зато оттуда было хорошо видно соседскую калитку.

Прошло полдня, все тело у меня затекло и никакой смородины мне уже не хотелось. Но сдаваться я не собиралась. Дело ведь не в смородине, дело в праве на частную жизнь, понимаете? И я дождалась. Соседка тихонько прошмыгнула в калитку, звякнула защелка и пошелестели, удаляясь, колеса продуктовой тележки. Я вырвалась на волю и сначала просто бегала по огороду туда-сюда. Без присмотра, свободная, как кладбищенская ворона. А уже потом, торжествуя, обдирала зеленые вишни, крыжовник, малину и зародыши слив. Запихивала их в рот немытыми и с ухмылкой поглядывала на кружевную занавеску. Потом я еще в отместку соседке наворовала у нее черешни, притащив в огород стул и подтягивая с него ветки все теми же проволочными крючками, о которых я вам уже говорила. Вечером Васильевна нажаловалась папе. Что, на тебе, я ворую черешню, вместо того, чтобы нормально попросить. Ведь ей, соседке, не жалко. Но папа не стал меня ругать. Ему тоже не нравилось, что Васильевна нас «пасет» из-за своей белой шторки.

И вот теперь, когда папа, а следом и дедушка улетели, и я не соблюдала никаких мер безопасности, Васильевна подловила меня у калитки и заманила к себе на кухню. Там жарились пирожки. Белые шарики теста расплывались по столу. Румяные горячие пузаны масляно лоснились в двух тарелках: в одной — с повидлом, в другой — с картошкой. Соседка расспросила меня о школе — школу-то ей из окна не было видно. Даже в дневник заглянула. Я в это время ела пирожки, поэтому реагировала на её расспросы миролюбиво. Потом она еще завернула мне пирожков с собой, целый большой пакет, так что мне хватило на весь следующий день. В общем, я растаяла и почти забыла наши прошлые разногласия. Сидеть у нее в гостях мне даже понравилось. Дом был просторный, чисто прибранный, весь в вязаных белых салфетках: салфетка на столе, на телевизоре, на холодильнике. Было непривычно тепло и уютно. Мне, будущей скиталице, нельзя было, конечно, к такому привыкать. Так что я, чтобы совсем не раскиснуть, сказала, что мне нужно идти домой делать уроки. Соседка, конечно, ответила, что я могу делать уроки у нее. Но я проявила твердость.

С того дня так и повелось: я приходила из школы после второй смены и тут же через сеточный забор между нашими участками получала тарелку с вечерним пайком. Это могли быть чебуреки, или пирожки, или кусок курицы. Горячие и довольно вкусные. И без лишних разговоров. Так что мое домашнее хозяйство совершенно наладилось и приобрело практически полную автономию. А я для себя решила, что Васильевна, несмотря на некоторые недостатки, нормальная, в общем-то, соседка. Не хуже маминой подруги тети Раисы. И все таки крест на моей самостоятельности поставила именно она, а вовсе не приближающаяся зима, как можно было ожидать.

Здесь должна быть колбаса

Весь наш двор представлял собой одну большую стройку. Это были две задачи нашего с папой приезда. Раз: чтобы у меня начали расти коренные зубы, которые на Севере почему-то расти не хотели, и два: чтобы папа построил пристройку и новый большой сарай. В пристройку планировали провести все городские удобства. Фундамент залили еще год назад, когда приезжали в отпуск. А в сарае должен был быть курятник и мастерская, где папа смог бы хранить свои паяльники и радиодетали, которых у него было столько, что можно было собрать в огороде просторный корабль для межзвездных перелетов.

Мама высылала нам свою большую северную зарплату, а папа должен был усиленно строить. Чтобы через год, когда мама с сестрой наконец приедут к нам жить, мы все могли свободно разместиться в разросшемся доме и металлические чемоданчики с радиодеталями не нависали бы у детей над головами.

Папа накинулся на стройку со всем своим педантизмом. Педантизм по папиному — это когда рецепт твоей фирменной запеканки расписан у тебя в блокноте до грамма и до секунды. И ты ни при каких обстоятельствах не отступаешь от рецепта ни на грамм, иначе все можно вываливать в помойное ведро. Папа надеялся, что существует точно такой же рецепт пристройки. Он искал его